Requiem |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Requiem » Альтернатива » Из стали
![Caithana Medici [x]](https://forumavatars.ru/img/avatars/0017/c9/48/232-1550961156.jpg "Caithana Medici [x]")
Из стали |
Klaus Mikaelson & Paula Rossi & Heinrich Richter | Конец октября - начало ноября & Мемфис, у дома Паулы |
[indent] Они были готовы к этой встрече. Она - нет.
It takes a strong man to put a gun down |
Отредактировано Paula Rossi (2018-10-03 23:56:20)
На что надеялся Генрих, убеждая себя в том, что ему не нужна семья?
Н а ч т о т ы н а д е я л с я ?
Его неведомой силой, схватив за шкирку, тащит к дому сестры уже который день. И если поначалу он мог сопротивляться этому, то сейчас он, словно провинившийся ребенок, покорно плетется просить прощения у единственного человека, который, ему хочется в это верить, простит его. Она просит его. Нужно лишь... Он даже не представляет, что нужно сделать, чтобы не лишиться её. Чтобы не потерять семью, Генрих готов пойти на все.
Он не помнит, как пришел к этой простой истине. То ли сам, то ли с помощью очередной девицы, с которой провел ночь. Важен лишь итог - он не отдаст Паулу. Во второй раз он не отдаст её, даже если придётся вгрызаться зубами в землю. Он не ребенок, которого можно легко и просто отодвинуть и не считаться с его мнением. Уже нет.
После того короткого перебрасывания обвинениями он пришёл домой и впервые за долгие годы почувствовал, как что-то тяжелое ворочается в сердце, не давая спокойно уснуть. Он пытался загнать все свои чувства и воспоминания подальше, но, кажется, собственное сознание восстало портив него. В ушах набатом стучали её слова и её уже взрослый голос.
Даже мне не нужен.
Мнененужен
Н Е Н У ЖЕ Н
Он был готов просить о смерти, столько бы не чувствовать расплавленного железа на своей голове. И перематывал эту фразу у себя в голове миллионы раз.
Он был готов собственноручно разодрать себе грудную клетку, только бы вытащить оттуда жгучее чувство собственной никчемности. Какой-то щемящей беспомощности. Впервые он не мог решить этот вопрос. Впервые кто-то уложил его на лопатки одной только фразой. Впервые у него вынесло землю под ногами, да так, что он не сразу понял это.
Осознание пришло позже. Закралось ледяными пальцами под кожу, а затем шарахнуло по голове. А потом еще и еще, словно желая добить его и так пошатнувшуюся уверенность в собственной правоте.
И его вдруг прошибает смех. Как он был слеп, чтобы не заметить бледную тень сестры, лежавшую на нем тяжелым грузом. Как он не понял раньше, что её образ так и не исчез из его памяти. Как он не понял?
Идиот. Боже, какой идиот!
Вампир отрывисто зачесывает выбившуюся прядь светлых волос пальцами. Хмурится. Медленно проводит ладонями по лицу, приглаживая бороду.
Это смешно - стараться забыть о семье и так ни разу по-настоящему не забыть. Убеждать себя в том, что никто не нужен и стоять теперь, в тени деревьев, боясь подойди ближе к дому. Это абсурд.
Генрих плотно смыкает челюсть. Это нужно сделать. Или сегодня, или... Или она вдруг отпустит его. Ему кажется, Паула уже начинает отпускать. Ему кажется, уже не скулит в груди. Ему кажется, еще немного, и он действительно окажется даже ей не нужен.
Но больше всего пруссак боится, что она исполнит свою угрозу и все-таки пойдет к первородному с просьбой стереть из своей памяти все воспоминания о нем. И тогда уже не будет обратного пути. И Паулы, его белокурого ангела, тоже больше не будет. Останется лишь красивая, но совершенно пустая внутри, фигурка.
Рихтер делает шаг вперед, вырываясь из тени деревьев, еще не успевших сбросить листву. Позади остается тихий шепот аллеи и прохладный ветер, шершавым языком лижущий спину и затылок. Генрих спешит. Генрих боится опоздать.
Остается всего полсотни метров до заветного крыльца, когда Рихтера словно приколачивает к асфальту.
Этогоблятьпростонеможетбыть.
Вампир прокашливается. Медленно потирает глаза и упирается указательными пальцами в кончик носа, большими поддерживая подбородок.
Он, конечно, знал, что это день настанет. Но чтобы так скоро? Впрочем, Генрих именно этого ожидал. Вокруг Паулы с самого детства собиралась толпа. И ему, Генриху, стоило огромных усилий эту толпу разогнать. Потому что его сестра была еще совсем мала и наивна. Потому что он не хотел, чтобы кто-то даже думать смел... Потому что это он взвалил на свои плечи ответственность за нее. И был где-то даже слишком усерден в своих стараниях оградить её от всего, что может причинить ей хоть каплю боли.
Чёртов. Первородный. Гибрид.
Рядом. С её. Домом.
Что ты забыл рядом с моей сестрой?
Генрих срывается на быстрый шаг, легко откидывая руками полы пальто. Генрих отлично знает, насколько может быть опасен Клаус Майклсон. Генриха это совершенно не останавливает. Он замедляется лишь в нескольких метрах от цели.
В районе солнечного сплетения растекается плавленая сталь.
- Легендарный Клаус Майклсон. - На губах ядовитая ухмылка. Взгляд полностью сконцентрипован на лице визави. - Здравствуй. Или мне поклониться, ваше величество? - Легко взмахивает правой рукой, картинно склоняя голову. А затем выпрямляется, стирая с лица даже намек на улыбку.
Закон гласит: любая маленькая приятность влечет за собой некоторую неприятность. Как известно, дуракам закон не писан. Мало кто осмелится отнести меня к их числу, учитывая мою мировую репутацию за столько лет. Считаю ли я себя глупцом? В широком смысле, нет. Но доводилось совершать не самые разумные поступки, которые потом отражались на моем окружении. И для меня уже вошло в привычку выслушивать упреки, но необходимость действовать более осторожно никуда не девалась.
Паула была маленькой приятностью, которой меня решили вознаградить неизвестно за какие заслуги. Из маленькой приятности можно вырастить большую, если все делать правильно. Вернемся к неприятности. Ее брат. Это одна большая заноза в заднице. На его счастье, мы не успели перейти дорогу настолько сильно, чтобы было принято решение объявить врагом моей семьи, а затем, занести в специальный список, который хранится у нас в сейфе. Периодически, мой старший брат проводит там “перепись населения”. Я же довольно общительный гибрид и умею находить проблемы даже там, где их не может быть вообще. Но для Клауса Майклсона нет ничего невозможного. Хотя, таким гордиться не стоит. Возвращаясь к “занозе”. Хватит одного единственного впечатления, чтобы понять, кто перед тобой. Это был плохой персонаж. До меня ему далеко, конечно. Но видеть его рядом со своими сестрами – я бы никогда не хотел. А теперь, я вынужден признаться самому себе, что с его собственной сестрой ситуация тождественна.
Воспоминания, которыми со мной поделилась блондинка, они какое-то время не выходили из головы. Человек, который был показан во всех жизненных красках, совсем не похож на того, о ком наслышан я. И между нами с девушкой произошло что-то значимое за короткий промежуток времени, если меня заботит мысль о том, что я был с девушкой не до конца откровенен, если можно так выразиться. В моей речи и поведении не было и намека на ложь. Вера в каждое слово была подкреплена собственным опытом. Мне хорошо знакомо чувство разочарования. Нет смысла в том, чтобы его со мной разделил кто-то еще. “Белокурый ангел” должен продолжать сиять, будто от этого зависит множество жизней. Не хочу, чтобы из-за меня, лучезарное существо лишилось благодати и крыльев, став павшим. И никому не позволю стать причиной ее падения, в особенности собственному брату.
Вопрос его появления даже не стоял открытым. Можно измениться кардинально, но полностью отрешиться от семьи невозможно. Потому что она – часть тебя самого. Огромный опыт в семейных делах позволял хорошо прогнозировать дальнейшие события. Как бы сильно меня не доставали братья и сестры, я никогда не опускался до их убийства от моей руки. Максимум, заключение в несколько столетий. Я не представлял своей жизни без них, боясь навсегда остаться в одиночестве. Если бы меня все отринули, то мой разум не был бы таким ясным. Не сложно представить, чего я достиг за целые века. Заработав репутацию чудовища, я отвоевывал свое по праву. Убрать из моей жизни братьев и сестер, и вместо Короля Нового Орлеана появится бесчувственный, еще более безумный берсерк, лишенный смысла жизни. Такие могут унести многих, но в конце концов, оказываются поверженными.
После того, как блондинка дала мне свой адрес, я стал приглядывать за ней. Подсылать своих агентов, проверять обстановку самостоятельно, но без особых признаков обнаружения. Я мог бы к ней зайти в любую минуту, но не решался. У нее бы наверняка появились вопросы. Она начала бы их задавать. С каждым разом усиливая свою настойчивость. А я просто не мог. И не хотел. Разбивать ей сердце.
В этот раз, патрулирование оказалось не напрасным. Родная кровь не выдержала и решила наведаться к сестре? Можно было бы скрутить его сразу, но это не так весело. Совсем другое дело, когда человека останавливаешь всего в каких-то “паре шагов” от заветной цели. Моральная составляющая приходит в шоковое состояние от происходящего. Потому что в глубине души, цель терзал один единственный страх – он не успеет. Обязательно произойдет что-то не так. И оно произошло. Закон Мерфи проявил себя. Сойти с дистанции перед самым финишем, это довольно обидно. Я не стал церемониться и решил познакомить мужчину с асфальтовым покрытием. Вампир срывается, но у меня не появляется и тени сомнения. Опускаем прелюдии и переходим сразу к делу? Хорошо, но тогда я не могу обещать, что поездка в один конец окажется длительной. Желание повидаться с новым другом мотивирует разобраться поскорее с “возникшей неприятностью”. Но потенциальный оппонент притормаживает в нескольких метрах, проявляя свои манеры. А вот меня хорошим манерам никто не учил. Брат пытался, но я решил не вестись на все эти благородные штуки, сохранив собственную уникальность.
- Напомни, кто ты? – вопрос был задан с некой издевкой. Прекрасно помню его имя, но не потому что он представляет для меня какое-либо значение. Он определенная частичка своей сестры. Они даже похожи. Вампир настроен серьезно и мне это нравится. Надеюсь, мы будем вести себя тихо и не привлечем ненужного внимания. Меньше всего хотелось, чтобы девушка с картинной галереи наблюдала подобное странное зрелище.
Что делать, когда перед тобой разевает свою пасть бездна? Падать или устоять?
Вибирай.
Вот и Генрих не знал, что ему делать. То ли отпихнуть гибрида в сторону и идти к Пауле, вымаливать прощения, медленно оседая на колени перед его хрупкой девочкой, то ли сорвать всю свою злость, скопившуюся за столько лет непрерывных войн.
Блондин никогда не был образцом благородства и благоразумия. Но он старался. Для Паулы старался. Стиснув зубы, вырывал из груди повадки хищника, чтобы она ни в коем случае его не боялась. И она не боялась - он готов с кем угодно поспорить, что он заменил ей отца и мать. Он готов был с кем угодно драться, чтобы отстоять её честь. Он даже готов был убивать. Он был готов даже умереть. Все, чтобы отстоять её честь.
И сейчас он как никогда понимал, что готов делать все то же самое, что и две сотни лет назад.
Даже больше.
И этот гибрид одним своим видом ломает выстроенную в голове идеальную последовательность, после которой необходимость быть одиночкой отпадет.
Он мешает. Он очень мешает, каждый раз появляясь в самый неподходящий момент, будто бы нутром чувствует. Будто бы ни одно событие в этом мире не может пройти без его присмотра. Он возомнил себя Богом?
Да черт-с два!
Пруссак заметно напрягается. Он знает, что, если ты не являешься другом Клаусу Майклсону, тебе лучше всегда быть готовым. Но терять сестру, едва найдя ее, не хотелось. Так хотелось еще раз вдохнуть коричный запах её волос. Хотелось, впервые ужасно хотелось снова подарить ей ту самую уверенность в том, что отныне никто больше не тронет её, никто не сделает ей больно. Больше никто не выкинет её, как ненужную игрушку, в чужие руки. И Генрих вновь выпрямляется, свесив руки по швам.
Осенний воздух неприятно щекочет позвонки, обдавая таким незнакомым Рихтеру доселе холодом. Вдалеке вовсю полыхает пожарище опавших листьев, расносимых ветром по дорогам и аллеям. Вампир снова скалится. Вздыхает. Делает короткий шаг вперед.
- Ты выбрал плохое время для своих игр. Клаус. – Выплевывает пруссак, медленно вскидывая подбородок. – И если игрушка в твоей игре – моя сестра...
Под кожей в бешеный пляс пускаются желваки. Он не намерен смотреть, как кто-то, будь он даже самим Богом, гасит огонь в глазах его маленькой сестренки.
Ты сам этот огонь погасил, признайся, Рихтер.
Он не хочет этого признавать. Он отчаянно не хочет видеть правду. Потому что правда бьет под дых, выбивая весь воздух из легких. Потому что возводит на Голгофу, откуда выход один – распятье. И ты остаешься в памяти людей преступником, а не святым. Потому что преступник. Потому что распят был отнюдь не за светлую идею или собственную веру, а за свои ошибки, коих не счесть.
Что бы ни делал вампир, ему все время казалось, что он делал все не то и все не так. Возможно, так оно на самом деле и было, только он старательно гнал подобные мысли от себя. Сейчас же совесть бьет по голове.
- Разве у нас не было уговора, что я не вступаю на твою территорию, а ты – на мою? С каких пор ты нарушаешь условия договора? – Пруссак хмурится, намеренно пропуская мимо ушей издевку гибрида. Поддаваться на провокации не в его правилах.
Отношения с Клаусом Майклсоном у него всегда были, мягко говоря, натянутые. Даже можно сказать, что Генрих старался избегать первородного по вполне объяснимым причинам. Можно не питать теплоты к гибриду, но не признавать его исключительно огромного влияния на всех ныне живущих вампиров и ведьм нельзя. Неизвестно, какими поступками он заработал себе корону, но одно ясно совершенно точно – он оправдывает свой титул. Хотя бы безграничной жестокостью, свойственной всем королям. Уж Генрих застал многих венценосных идиотов, неспособных справиться со вспышками агрессии. Клаус Майклсон же умел с ними справляться, но не считал нужным. Это отличало его от многих. Клауса Майклсона можно было бы даже уважать, если бы не одно но – сейчас он стоит буквально в нескольких метрах от дома его сестры, и любые чувства уважения сейчас не имеют никакого значения для Рихтера. Ведь неизвестно, как долго Паула будет оставаться интересной ему. Неизвестно, как скоро случится вспышка разочарования, еще чего-нибудь, и его маленькая девочка окажется в смертельной опасности. Этого вампир допустить не мог. Теперь не мог. Сейчас на кону стоит его семья, и Майклсон, как никто другой, должен знать, что семья - это святое. Ничто не в силах сравниться с силой семейных уз. С силой его любви к Пауле и подавно. Подобную связь не разорвать по щелчку пальцев, сколько бы ни старался. Потому что это одна кровь, текущая по венам.
- Скажи мне на милость, кто дал тебе право быть здесь? Насколько я помню – Мемфис не пренадлежит тебе.
Отредактировано Heinrich Richter (2018-10-22 13:47:47)
[icon]https://vignette.wikia.nocookie.net/vampirediaries/images/1/1b/Klaus-bites-will.gif/revision/latest/scale-to-width-down/180?cb=20140722071147[/icon]
Рано или поздно, мы с Генрихом сойдемся в схватке этого нельзя было избежать, но можно отсрочить. И тут дело было не в моем характере. Я бы вполне мог избежать этой стычки, исход которой предрешен заранее. Сколько битв уже было пройдено, но результат неизменно оставался стабильным. Со мной в честной схватке, один на один, лучше не выходить. А тех, кто жульничает, ждет суровая кара. Таких людей я ненавидел столь же сильно, как и предателей. Но Рихтер не был похож на шулера. Его истоки вели к благородному роду. Мне довелось видеть часть его жизни. Я смотрел на того, кем он был собственными глазами, как сейчас смотрю на того, кем он успел стать. В его глазах читалось отчаянное желание битвы. Он видит во мне врага. Пускай так. Это его может погубить. Быстро и без особых мучений, либо медленно и с особым удовольствием.
- Я никогда не подстраиваюсь под время, – отвечаю, специально подчеркиваю разницу между нами, чтобы он почувствовал себя еще более ущербным. Если это его заденет или распалит еще больше, то хорошо. Открытых провокаций с моей стороны не было, а нападать первым я не собирался, все же, отношусь с уважением к его сестре, чего нельзя сказать о самом блондине. Но если вдруг, он по каким-то причинам решит напасть первым, то это сойдет за простую самозащиту, а не яростную атаку с моей стороны.
- И что же ты сделаешь, если так? – вопросительно смотрю на мужчину, ожидая какой-либо реакции. С его стороны это звучало, как угроза. А я не люблю их в свою сторону. Но что более важно, окажется она пустой или нет. Пустословов недолюбливал с особенно. И что за манера лезть в чужие отношения? Взаимодействие между мной и Паулой сугубо личное и касается только нас двоих. Если у кого на этот счет другое мнение, то вас постигнет разочарование. Никому не дозволю вмешиваться. Это касается не только моей семьи, и всех. Что-то не припомню, чтобы кто-то из Майклсонов радовался моему посягательству на их личную жизнь. Разумеется, я все-равно это делал. У них не было выбора, но это другое. Попытка защитить, избавить от бед и страданий, которые я перенес на своих плечах. А блондинка не представляет для меня никакой опасности, во всяком случае, пока.
- Советую тщательнее подбирать слова. Я никогда не нарушал условий сделки, – мое лицо перестает ухмыляться и становится более серьезным. Прозвучало довольно серьезное обвинение, которое я бы вряд ли стал бы терпеть в других обстоятельствах. Но я твердо намерен добиться своего и расположение Паулы для меня оказывается намного важнее желание поставить ее брата на место. К тому же, нельзя исключать факта того, что парень «потерялся во времени», раз не знает очевидных вещей. Окажу ему любезность, просвещу его.
- Похоже, что у тебя случаются провалы в памяти? А может, кто-то из первородных встретился с тобой раньше меня, подкорректировав тебе память? Впрочем, это не важно. Мне никогда не требовалось ничье разрешение или благословение на что-либо. Я делаю то, что хочу, когда хочу и где хочу. А любые права мне достаются одним единственным способом. Тебе хорошо об этом известно, не так ли? – речь идет о завоеваниях. Рваться в бой, устраивать настоящие побоища. Это мне нравилось. Я был грозным противником, против которого лучше не вступать в бой. Но некоторые личности решают проверить слухи на собственной шкуре. И они осознают суровую правду за секунду до собственной кончины. А я мне остается наблюдать за угасающим «жизненным огнем» в глазах.
- Но в кое-чем ты прав. Этот город не принадлежит мне. Пока что. Однако, и тебе он тоже уже не принадлежит. Больше нет. Им управляют две женщины, союз которых позволил обществу освободиться от «вампирских оков». А что касается самих вампиров, то им теперь явно не позавидуешь.
Рассказывать о том, что этот самый союз смог поставить меня на колени, я рассказывать не стал. Не стоит кому-то, вроде него, подавать определенную идею, которую он потом сможет реализовать. Это мне было не на руку. Да и я сам в состоянии разобраться с ними. Пусть с одной из них, я особо не знаком, но Давина Клэр прибыла из Нового Орлеана. У нас успели сложиться определенные отношения. Хорошими их не назовешь. Она думает, что победила. Впервые, Клаус Майклсон ушел ни с чем. Но она даже не подозревает сложности управления. Власть тяжелее удержать, а не завоевать. Да и человек должен быть рожден для этого, чего нельзя сказать о ведьмочке, которая совсем юна. Подружка мне незнакома, но это лишь вопрос времени. Можно использовать знания Рихтера, раз он так удачно «под руку подвернулся».
- Пока мы все еще не стали «играть в одни ворота», не хочешь поделиться информацией насчет нового мэра, раз уж, считаешь, что Мэмфис – твой?
Отредактировано Klaus Mikaelson (2019-02-14 14:58:28)
Генрих никогда не принадлежал числу тех глупцов, что не умеют держать себя в руках. Генрих никогда не совершал поступков, которые могут обойтись ему слишком дорого. И он уж точно никогда не пытался оспорить титул Никлауса Майклсона, потому что знал – это смертельная игра, в которой проигравшим будет только он. С Нклаусом Майклсоном лучше никогда не играть в подобные игры. Можно заслужить нейтралитет, можно не вступать в открытый конфликт и продлить свою жинь на многие века, можно достойно встречать его гнев. Но никогда не стоит пытаться что-либо доказать ему. И Рихтер знал это, как дважды два. Ему не нужно было повторять эту простую истину.
Никто не смеет противостоять королю – это в Генриха вбили гвоздями еще во младенчестве.
Но сегодня речь шла о его сестре, жизнь которой не зависит даже от короля.
- Я никогда не подстраиваюсь под время.
Рихтер напряженно вглядывается в дверь за спиной первородного, пытаясь за голосом Майклсона услышать малейший шорох в доме своего ангела.
Меньше всего он хотел, чтобы Пауле открылась столь "прекрасная" картина.
Меньше всего он хотел, чтобы она снова разочаровалась в том, что является его сестрой.
- Я имел неудовольствие это отметить. – Пруссак все еще не сводит глаз с дома, отчаянно пытаясь понять, что же там происходит и почему за дверьми гробовая тишина.
- И что же ты сделаешь, если так?
Рихтер переводит рассеянный взгляд на своего визави. Рихтер с детства умеет хладнокровно реагировать на любые провокации. Рихтер от злости почти вскипает, неритмично сжимая челюсть. Ему кажется, что хватит еще одного слова, чтобы не выдержать и броситься в заранее проигранный бой.
Но разум почти мгновенно берет верх над любыми эмоциями, бушующими внутри.
Рихтер медленно выдыхает воздух из легких.
- Паула – не твоя игрушка. Она побывала однажды в этой роли. И если придется умереть, чтобы не допустить этого снова, Майклсон, я умру. - Блондин делает короткий шаг навстречу, врезаясь взглядом в переносицу первородного гибрида. Неестественно тихий и спокойный голос помогает взять себя в руки и концентрироваться на звуках, доносящихся наконец из дома Паулы.
- Советую тщательнее подбирать слова. Я никогда не нарушал условий сделки. – С лица Клауса слетает насмешка, а его взгляд становится серьезнее.
Рихтер настойчиво игнорирует слова гибрида. Он предпочитает просто не слушать половины из всего, что тот говорит. Потому что так намного проще сдерживать свой гнев.
Потому что гнев еще никогда не приводил его к успеху.
Гнев сделал тебя одиночкой, Генрих.
Гнев лишил тебя единственного, что ты любил.
- Пока мы все еще не стали «играть в одни ворота», не хочешь поделиться информацией насчет нового мэра, раз уж, считаешь, что Мэмфис – твой?
Пруссак вдруг наконец концентрируется на словах первородного.
Он зачесывает волосы пальцем на затылке и растягивается в улыбке.
- Мемфис больше не принадлежит мне. В этом ты прав. И я бы не хотел, чтобы он принадлежал тебе. Так с чего бы мне рассказывать что-то тому, ради кого моя сестра готова забыть семью? Откуда мне знать, что Паула будет в безопасности, если я поделюсь информацией?
Вампир прячет руки в карманы и переводит сосредоточенный взгляд на дверь.
Платиновая копна волос блестит на солнце.
[nick]Heinrich Richter[/nick][status]Сволочь[/status][icon]https://i.gifer.com/5U31.gif [/icon][sign]Почему так сложно признать, что власть привлекает?[/sign][lz]<div class="lz"><center><b><a href="https://requiemtvdrg.rusff.me/viewtopic.php?id=908" </class="link3";>генрих рихтер</a></b> <sup>291 y.o.</sup><br>Безжалостный вампир. Готов любого стереть с лица земли за одну лишь слезинку <a href="https://requiemtvdrg.rusff.me/viewtopic.php?id=816" class="link4"><b>сестры</b></a><br><center></div>[/lz]
Отредактировано Symmetra Berrington (2019-01-28 23:53:39)
[icon]https://vignette.wikia.nocookie.net/vampirediaries/images/1/1b/Klaus-bites-will.gif/revision/latest/scale-to-width-down/180?cb=20140722071147[/icon]
Интересный персонаж, этот брат Паулы. Я таких сразу вижу насквозь. Стоило нам однажды пересечься, каждый уяснил для себя важный момент. Мне он показался довольно умным, пронырливым и умеющим доставлять проблемы. А расправляться с проблемами, это моя главная особенность. Никто за столетия не умел «решать проблемы» так, как это делал я. И дело тут было в полете фантазии. Многих сдерживала привязанность и другие чувства, которые либо подводили к компромиссу, либо заставляли становиться слабее. А я же только набирал мощь и становился сильнее. Ничто в природе не способно приручить меня, даже собственная семья. Они могли меня замедлить, но сбить с окончательного пути – нет. Если они проявляли излишнюю наглость и любопытство, то я их наказывал путем изоляции. Это давалось мне тяжело, но осознание правильности помогало доводить все дела до конца. Поэтому, каждый раз, вонзая в них клинок с пеплом белого дуба, я всегда был рядом, а не отходил. Если у меня не было возможности смотреть в глаза братьям или сестре, то я «сопровождал» их своим голосом. В остальном, только пристально-уверенный взгляд, как сейчас.
- Твое умение подмечать детали, не раз спасало тебе жизнь. Ты никогда не относился ко мне легкомысленно. Уважал то, кем я являюсь и не строил ложных надежд. И сейчас, я отвечаю на это собственным уважением и сдержанностью, хотя последнее мне не очень свойственно, а первое – нужно постараться заслужить.
Даже будь мы в одинаковых условиях, ты бы мне все-равно проиграл. Имея один и тот же возраст или опыт, у тебя не хватает только одного. Сосредоточенности. А в нашем деле, любая медлительность может сыграть злую шутку. Лично мне требуется меньше секунды, чтобы снести эту светлую голову с плеч. Но я не стану, пока меня не попросят.
Я прищуриваюсь, вновь ухмыляясь. Готов поклясться, что Рихтер был настроен на агрессивную атаку прямо сейчас, но что-то его остановило. И я прекрасно знаю, что именно. Первородные превосходят обычных вампиров по всем параметрам в несколько раз. Поэтому, никто из Охотников братства, созданных для уничтожения нам подобных, не рискнул бы выйти со мной один на один. История о том, как я в порыве ярости уничтожил всех «актуальных истребителей», обрекая на себя проклятие, помноженное на четыре… Она быстро разлетелась среди обитателей. И в конце концов, я не свел счеты с жизнью, а справился с ним. Помню, как бедняжка Елена Гилберт столкнулась с этим же, убив всего одного охотника. Она оказалась слаба и не продержалась бы, в случае не происхождения «замены на поле» в лице ее младшего братца.
Заметил? Это хорошо, хоть и было очевидно. Наша перепалка не могла остаться не на виду, даже у обычных людей. А что уж говорить о тех, у кого такой же чувствительный слух. Могу представить себе, что она чувствует. Узнать два знакомых голоса, которые находятся поблизости. Они имеют почти одинаковую ценность. Один из них имел вес в прошлом, а другой в настоящем. Необходимо сделать выбор. Таков удел обычных людей. Но я не заставлю ее выбирать.
- Не хочу тебя огорчать, но ты уже умер, – спокойно, смотрю на вампира. Мой градус уверенности и не думает падать. У меня были все карты на руках. Расклад был явно в мою сторону. Комбинация намного сильнее. И мои слова означают не факт обращения в вампира. Думаю, он понимает, о чем идет речь. Наверняка и сам догадывался об этом же, но просто не хотел принимать это за чистую монету. А сказать ему эти слова никто не мог. Долгое время не было подходящего кандидата. Кто-то мог бояться, чьи-то слова могли звучать неубедительно, не имея никакого значения под собой. И все сошлось на мне, в очередной раз.
- Она показала мне свое прошлое. Я видел не какую-то маленькую и незначительную частичку истории. Мне открылось абсолютно все, что когда-либо имело значение для нее. Знаешь, даже как-то сложно было верить собственным глазам. Ты мне напомнил моего старшего брата – Элайджу. Только, более совершенная версия. И зная о том, кем ты был и кем ты стал, мною было принято тяжелое решение. Я ей ничего не сказал про тебя, но и не соврал. Это очень тонкая грань, которой владеют далеко не все. Это бы разбило ей сердце, чего я никак не мог допустить. Только не от моей руки. Моя семья подобный жест не оценила и возненавидела меня на очень долгий промежуток времени, тянущийся целыми столетиями. Вполне возможно, что и с Паулой произойдет то же самое. Но эту цену я готов уплатить, в любом случае. А ты надеешься проскочить, прикрываясь мнимой защитой сестры, в которую сам не веришь? В искусстве войны важна только одна вещь. То, за что ты сражаешься. Я побеждал намного более грозных противников, чем я сам, потому как мне было, за что сражаться и что защищать. А ты лишился важной части себя, которая могла дать ответ на этот вопрос. Хочешь знать, почему я с тобой еще разговариваю? Мне не нужно тебя убивать. Ты прекрасно справился самостоятельно, – отвечаю, держа руки за спиной. Из меня хороший не только боец, но и оратор. Обладая двумя «дарами убеждений», можно достичь небывалых высот. Я поделился своим видением на ситуацию, и сделал это весьма доходчиво, четко подчеркивая приоритеты. Я бы мог этого не делать, но просьба была исполнена. И рассчитываю, чтобы он ответил любезностью на любезность.